Еще до ареста Н.И.Вавилова и параллельно с репрессиями, обрушившимися на его ближайших сотрудников и сам Всесоюзный институт растениеводства такие же, если не более жестокие репрессии обрушились на конкурирующую с ним за статус внутри советской системы организации агрономии и селекции группировку – Саратовскую селекционно-генетическую научную школу, во главе которой стоял Г.К.Мейстер [644, Чешко В.Ф., 1997]. В 30-е – 40е годы Саратов представлял собой один из круп­нейших в стране центров, где велись научные исследования и го­товились высококвалифицированные специалисты в различных от­раслях биологии и агрономии, в том числе, генетики «и селекции. К 1948 г. по сведениям секретаря Саратовского обкома ВКП(б) М.Г.Мурашкина [529,Собрание научных работников Саратова и области, 10 сентября 1948.] здесь работало свыше 350 научных сотрудников-биологов и обучалось более 13 тыс. студентов, из которых около 5 тыс. изучали биологические дисциплины. Однако вклад саратовской научной школы в развитие генетики в СССР отнюдь не прямо пропорционален численности специалистов, живших здесь тогда. Исторически сложилось так, что в Саратове с начала XX века на протяжении жизни нескольких поколений более или менее длительное время работали известные отечественные генетики, селекционеры и агрономы, внесшие наиболее значительный вклад в развитие как фундаментальной, так и прикладной науки -Д.И.Стебут, Н.И.Вавилов, Н.М.Тулайков, Г.К.Мейстер, А.П.Шехурдин, Е.М.Плачек; а также В.Е.Альтшулер, С.С.Хохлов, Н.В.Цицин и другие.

О значении работ саратовских селекционеров для развития сельского хозяйства страны достаточно говорит и другой факт. К 1957 г. сорта яровой пшеницы саратовской селекции занимали по официальным данным 35% сортовых посевных площадей (7 242 тыс. га), озимой – 20-252: (2 600 тыс. га), подсолнечника – 70% и проса – 50% [348,Лукин М., 11 июня 1936], причем эти данные можно считать несколько заниженными, поскольку не была учтена значительная часть так называемых товарно-сортовых посевов.

Основная часть исследований в области фундаментальной и прикладной генетики была связана с деятельностью Саратовской селекционной станции, входящей тогда в состав Института зерно­вого хозяйства Юго-Востока на правах ее селекционного отдела. Она была организована в 1911 г. Возглавил ее  А.И.Стебут (после революции – профессоро
#1084; Белградского университета в бывшей Югославии). Спустя  два года Саратовская селекционная опытная станция преобра­зована областную сельскохозяйственную станцию, просуществовавшую до 1929 г. В этом году на базе станции возник Институт засухи РСФСР, чьей задачей стало соз­дание крупного сельскохозяйственного производства в основных засушливых _ районах России. Директором института стал Н.М.Тулайков, руководивший станцией с 1925 г. Работа института коор­динировалась с деятельностью Зернотреста. На следующий год (12 декабря 1930 г.) институт Постановлением Наркомзема СССР пре­образуется во Всесоюзный институт зернового хозяйства ВАСХНИЛ. При этом из его состава выделился ряд отделов. В 1932 г. к не­му присоединятся Институт орошаемого земледелия. И, наконец, Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 6 октября 1938 г. Институт опять получает новое название – «Зернового хозяйства Юго-Востока СССР». Очередное переименование произошло уже в 1950 г.

Для нас наибольший интерес представляет деятельность се­лекционной станции (С 30-х годов – отдела селекции Института зернового хозяйства). В свое время Г.К.Мейстер и его сотрудни­ки утверждали, что в период, когда работами по селекции руко­водил А.И.Стебут, основным методом работы был индивидуальный отбор – расчленение местных сортов на элементарные биотипы и отбор лучших из них [12,Архив НИИ сельского хозяйства Юго-Востока (НИИСХЮВ)]. «Исходя из того, что местные сорта под влиянием стихийного хозяйственно-исторического отбора приспособились к условиям засушливой зоны, – писал затем Г.К.Мейстер [394,Мейстер Г.К., 1936], – имелось в виду выделением из них наиболее ценных биотипов синтезировать результаты исторического отбора в определенных, более выгодных для хозяйств чистолинейных сор­тах».

С другой стороны, именно А.И.Стебуту принадлежит идея ступенчатой гибридизации, разработанной впоследствии его уче­ником Д.П.Шехурдиным и ставшей одним из основных методов се­лекции на Саратовской селекционной станции [654,Алексей Павлович Шехурдин, 1986]. По словам старейшей сотрудницы А.П.Шехурдина В.Н.Мамонтовой [461,Пальман В.М., 1970], А.И.Стебут «безошибочно определил главное направление селекции – создавать в нашей засушливой зоне новые сорта яровых пшениц путем скрещивания твердых и мягких гшениц».

В целом,  А.И.Стебуту,  очевидно  благодаря  не  только собственному психологическому чутью и организаторским способ­ностям, но и содействию своего отца, удалось с самого начала создать на станции ядро коллектива талантливых селекционеров (Б. М.Арнольд, Е.М. Плачек, А.П.Шехурдин и др.), которым она обязана своими последующими успехами. Выпускника сельскохо­зяйственной школы, крестьянского сына А.П.Шехурдина он встре­тил именно в имении отца – известного агронома и общественного деятеля И.А.Стебута – и сразу пригласил к себе [461]. Сходным образом сложилась судьба Е.М.Плачек, которая после окончания высших» женских («стебутовских») курсов попала в качестве прак­тиканта на Саратовскую станцию, где и проработала до 1938 г. [466,Пимакин В., с соавт. Крупнов В., 1988].

Уже на начальных этапах ее существования на Саратовской селекционной станции были отобраны и размножены родоначальники сортов пшеницы, ржи и подсолнечника, которые в 20-е года были зарегистрированы. Это касается, в том числе, сорта яровой пше­ницы Лютесценс 062, родоначальник которой был выделен еще в 1911 г. (селекция А.П.Шехурдина), подсолнечника Саратовский 169 (селекция Е.М.Плачек) и т.д. Впоследствии А.П.Шехурдин писал, что выведенные методом чистых линий сорта яровой пшени­цы превосходили местные сорта по урожайности на 14-24%, а в отдельные годы – и на 50%, хотя и обладали рядом недостатков: склонностью к осыпанию, низкой устойчивостью к грибковым забо­леваниям, недостаточно высоким технологическим [654,Шехурдин А.П.,   1936].

В 1914 г. Научный Совет Саратовской областной сельскохо­зяйственной станции избирает заведующим ее селекционным отде­лом Г.К.Мейстера. Первая мировая война и призыв в армию отсро­чили его реальное вступление в должность до 1918 г [589,Тюмяков Н..А., 1963] . Это назначение означало завершение первого этапа деятельности станции. Г.К.Мейстер резко изменяет направление и методику теорети­ческих изысканий и практической селекционной работы. Он заявил, что индивидуальный отбор чистолинейного материала сам по себе не способен решить задачу создания засухоустойчивых, иммунных к наиболее распространенным заболеваниям, высокоурожайных сортов зерновых культур с улучшенными технологическими качествами зерна. По его мнению, «лишь при помощи межвидовой гибридизации можно коренным образом преобразовать форму, приспособив  к многогранным требованиям земледельца» [590].

Впоследствии Г.К.Мейстер аргументировал этот шаг возмож­ностью резкого увеличения «ширины формообразовательного про­цесса», иными словами – создания более мощного резерва исполь­зуемой селекционером наследственной изменчивости. Речь, таким образом, шла об интенсификации и значительном укрупнении масш­табов процесса селекции. [395,Мейстер Г.К., 1936]. Эта идея полностью сог­ласовывалась с большевистской концепцией реконструкции народного хо­зяйства (в том числе – сельского) страны на принципах крупно­&##1084;асштабного производства. Только методом чистых линий, как счи­тал новый руководитель селекционного отдела невозможно отоб­рать формы, полностью свободные от вредных признаков, а сама процедура отбора требует колоссальных затрат времени по срав­нению с методом синтетической селекции на основе широкого при­менения гибридизации.

Однако первоначальные мотивы задуманной Г.К.Мейстером ме­тодологической «революции» на самом деле были более ограниченными. Имелось в виду получить сорта, отличающиеся сочетанием высокой урожай­ности, засухо- и холодоустойчивости [420,НИИСХЮВ]. Он считал, что генетический потенциал повышения холодостойкости озимой пшеницы практически исчерпан. Решение этой задачи заключалось, по его мнению, во внедрении в генотип пшеницы факторов, повышающих зимостойкость путем скрещивания ее со значительно более выносливой озимой рожью [396,Мейстер Г.К., 1923]. С самого начала, таким образом, внимание Г.К. Мейстера сосредоточилось на ржано-пшеничных гиб­ридах, в исследованиях которых саратовские генетики достигли наиболее значительного прогресса, внеся заметный вклад в соз­дание новой зерновой культуры – тритикале. Параллельно шло получение гибридов пшеницы с другими ви­дами. Еще в 1922 г. А.П.Шехурдин поставил первые опыты по скрещиванию пшеницы и пырея. Однако, все попытки гибридизации пырея ползучего с пшеницей оставались бе­зуспешными до 1931 Г., когда научный специалист Саратовской селекционной станции Н.В.Цицин, командированный на Северный Кавказ, впервые по­лучил пшенично-пырейные гибриды [418,НИИСХЮВ]. Последующая интерпретация была адаптирована к новому социополитическому контексту.

К середине 30х годов саратовская научная школа занимала лидирующее положение в отечественной и мировой науке в  разра­ботке теории отдаленной гибридизации.  Возглавляемая Г.К.Мейстером, Саратовская научная школа внешне прекрасно соответствовала принципу «единства теории и практики».  Более того,  если реализация исследовательской программы Н.И.Вавилова было рассчитано на длительную историческую перспективу, то работы Саратовской селекционной станции сулили немедленную и крупномасштабную практическую выгоду.  Если добавить к этому громадное значение,  которое Г.К.Мейстер  отводил  марксистскому   философско-идеологическому обоснованию теоретического фундамента селекции,  то разгром в 1937-1938 г.г.  именно саратовской школы будет выглядеть еще более красноречивым просчетом сложившейся на основе марксизма советской концепции  государственного уп­равления наукой. 

В 1936 г. Саратовской селекционной станции (строго гово­ря, – селекционному отделу Института зернового хозяйства) исполнилось 25 лет. Эта дата отмечалась весьма широко, приобретя всесоюзный масштаб.

Вышел из печати сборник, где освещались различные аспекты деятельности этого учреждения и его вклад в развитие советской селекции и а «социалистическую реконструкцию» сельского хо­зяйства, а также брошюра Г.К.Мейстера на ту же тему [2,ХХV-летие Саратовской селекционной станции, 1935]. В газете «Социалистическое земледелие» появилось несколько ма­териалов, посвященных этому событию, включая большую статью руководителя станции.

25 мая в Саратове открылась юбилейная сессия секции зер­новых культур ВАСХНИЛ. Согласно сообщению ТАСС [233,ин. соц.  реконструкции народ, хоз-ва, 1963], опубли­кованному в «Правде»(что само по себе уже говорило о многом) спустя два дня, в ней приняло участие 160 делегатов и гостей, а повестка дня включала пять пунктов: новые пути развития се­меноводства, организация сортоиспытания в колхозах, селекция подсолнечника, важнейшие направления в работе с пшенично-пырейными гибридами, результаты и перспективы исследований ржано-пшеничных гибридов. «Сессия открылась за несколько дней, говорилось далее [428,О  награждении работников Саратовской селекционной стан­ции, 30 мая 1936.], до пятнадцатилетия Ленинского декрета о семеноводстве, 25-летия работы селекционной станции и 35-ле­тия научной деятельности академика-орденосца Г.К.Мейстера. Многолетняя работа коллектива селекционной станции, возглавля­емой акад. Мейстером, дала блестящие результаты». (В это время публично подчеркивалась особая роль Г.К.Мейстера в создании государственной системы семеноводства).

Спустя три дня после торжественного открытия сессии ЦИК СССР принимает Постановление «О награждении работников Сара­товской селекционной станции» [428]. Орденом Трудового Красного Знамени были отмечены А.П.Шехурдин за создание новых сортов пшеницы Лютесценс 062, Эритроспермум, Гордеинформе 0432, Саррубра, .и Е.М.Плачек за выведение сорта подсолнечника Сара­товский 169; Орденом Знак Почета – Г.К.Мейстер (бывший к тому времени кавалером Ордена Ленина), В.Н.Мамонтова (сотрудница А.П.Шехурдина, участвовавшая в создании всех выведенных им к тому времени сортов), Н.Г.Мейстер (автор ржано-пшеничного гиб­рида 46), А.А.Краснюк (автор сортов ржи Саратовская N 1 и Гиб­ридная) и Р.Э.Давид (научный руководитель и инициатор работ по снегозадержанию).

Саратовский крайисполком принял решение провести краевую пшеничную выставку для популяризации доl#1089;тижений Саратовской селекционной станции. Сообщая об этом факте, газета «Социа­листическое земледелие» с некоторым пафосом писала, что значе­ние выставки «выходит за рамки края... Она отовсюду привлечет сотни тысяч работников земледелия и вооружит их новыми метода­ми в борьбе за повышение урожаев»[428]. В ответ на «награду Правительства», коллектив станции, как это было принято, взял новые социалистические обязательства: провести в 1937 г. пол­ную сортосмену яровых хлебов в крае, довести не менее 80%, посевов пшеницы в крае до первой категории чистоты, внедрить в госсортосеть новые сорта яровой пшеницы, реализовать программу выведения новых сортов пшеницы, ржи, донника, подсолнечника, вывести для степных районов Азово-Черноморского края новый сорт зимостойкой озимой пшеницы [428].

Между тем, деятельность Института зернового хозяйства привлекала пристальное и отнюдь не дружественное внимание. Вначале это касалось, прежде всего, агрономии и было связано с пропагандировавшейся с 1930 г. Н.М.Тулайковым, следуя тогдаш­ней терминологии, «теории мелкой • вспашки». Отрицательные последствия этого приема агротехники не вызывают, очевидно, в настоящее время сомнений, хотя причины возникновения, усилен­ной пропаганды, а затем официального осуждения мелкой вспашки были связаны, в первую очередь, с социально-политической обстановкой в стране в период коллективизации, обусловившей явный кризис сельского хозяйства в стране. (То, что этот кри­зис в первой половине 1930-х годов существовал, призналось офици­ально, в том числе, в докладе И.В.Сталина на XVII съезде ВКП(б) [608,Фролов И.Т.]. Насколько можно судить, именно требование политического руководства страны разработать систему агротех­ники, пригодную для использования в колхозах со слабым уровнем механизации, низкой производительностью труда при недостатке рабочей силы и слабой культуре земледелия побудили Н.М.Тулайкова к поспешной пропаганде мелкой вспашки).

В 1931 г. в Институте зернового хозяйства была начата «борьба за перестройку научно-исследовательской работы на основе марксистко-ленинской методологии». Означало это «перенесение научно-исследовательской ра­боты в производственные условия»[411, НИИСХЮВ] (ранее, как объяснялось в отчете о работе института за этот год, исследования велись на основе старых, сложившихся в течение десятилетий методических принципов и организационных структур, в которых эксперименты ставились не в занятых производством зерна совхозах, МТС и колхозах, в совершенно отличных от них лабораторных условиях). Это был процесс своеобразного «стирания граней» между наукой и производством, теорией и практикой.

Суть этого мероприятия, как потом утверждалось, оказалась «неправильно понятой» и сведена лишь к увеличению опытных де­лянок. Не был налажен, если поверить цитируемому документу, учет производственных результатов экспериментов [410,НИИСХЮВ]. Методические требования к проводимым экспериментам не соблюда­лись, а теоретический анализ полученных данных не проводился. «Ни одно опытное учреждение ВИЗХа, – говорилось, в отче­те, – при получении тех или иных результатов эксперимента не отвечает на вопрос «почему». В огромном большинстве случаев этот актуальнейший в научно исследовательской работе вопрос даже не ставится. Как правило, экспериментатор ограничивался только голым констатированием фактов».

Причиной этого было самокритично сочтено «скатывание к «объективизму» буржуазных и мелкобуржуазных ученых, лицемерно или, в лучшем случае, по наивности считающих науку самоцелью, отрицающих за ней всякую внутреннюю связь с практикой, с классовой борьбой»[412, НИИСХЮВ]. Соответственно мерой борьбы со всеми этими «негативными» тенденциями провозглашалась тесная увязка работы института с решением практических задач (точнее даже – с «обслуживанием практических нужд») социалистической ре­конструкции сельского хозяйства [421,НИИСХЮВ].

В 1935 г. по требованию уполномоченного партконтроля по Саратовскому краю Яковлева работа Института зернового хо­зяйства была обсуждена на бюро Саратовского крайкома ВКП(б). В хранящейся в библиотеке Института копии резолюции, принятой по этому вопросу [413,НИИСХЮВ], для ликвидации последствий «чуждых теорий в агрономии», выходивших из ВИЗХа, предписыва­лось создать специальную бригаду для просмотра печатных работ и отчетов института, издать брошюру, полностью разоблачающую «вредные и чуждые» теории, связанные с ВИЗХом и «их конкретных носителей». Повышение уровня исследовательской работы и укреп­лению ее связи с практикой должно было обеспечить изменение кадровой политики и замена части специалистов «стахановцами полей». В частности, директору института предписывалось пе­ресмотреть личный состав научных сотрудников с точки зрения их способности проводить в жизнь результаты научной проработки важнейших вопросов социалистической реконструкции. Одновременно, в месячный срок для работы в институте должны были быть привлечены десять агрономов с мест. Кроме того, в состав Уче­ного Совета вводились представители партийно-государственного аппарата, колхозные агрономы, стахановцы.

Речь шла о чистке от идеологически чуждых элементов, для чего в состав администрации были введены лица, на которых и была возложена эта задача. Слухи об этом сразу же распространились среди сотрудников институ
#1090;а. Об этом, напри­мер, упоминает Н.М.Тулайков в своем докладе на общем собрании института 2 апреля 1936 г. [580,Тулайков Н.М.,  1936] Впрочем, по официальной версии эти меры выглядели относительно мягкими – ряду сотрудников»всего лишь» предлагалось сменить тематику или место рабо­ты, перейдя из института на подчиненные ему опытные станции и опорные пункты. Увольнению, по словам Н.М.Тулайкова, подлежали те, кто не дал своего согласия на это.

Положение, однако, продолжало обостряться. В институте бы­ла «обезврежена контрреволюционная группа» Гаввы, Малашина, Войтовича и других. Результаты ее «вредительской работы» обсуждались, например, во время посещения института одним из руководителей Наркомата земледелия СССР [478,Посещение  ВИЗХа начальником главзерно НКЗ СССР, 1936] 14-15 января 1937 г.

Ответственность за падение урожаев зерна в 1932-1933 г.г. была возложена на Н.М.Тулайкова и представителей его научной школы, которые, как тогда писалось в периодической печати, за­нимали руководящее положение и оказывали определяющее влияние на работу Зернотреста [3,Абросимов М., 1937] своими теоретическими работами.

Наконец, 4 июля 1937 г. в «Социалистическом земледелии» была опубликована статья, излагающая результаты обсуждения брошюры Н.М.Тулайкова «Основы построения севооборотов зерново­го хозяйства засушливой зоны» (М.: Сельхозгиз, 1937 г.), состоявшегося на заседании Инженерно-технического общества На­родного комиссариата земледелия СССР. Вся научная деятельность Н.М.Тулайкова была здесь разделена на два этапа – с 1911 по 1930 г.г., когда он отстаивал научную концепцию агротехники засушливой зоны, и позже, когда он отказался от севооборотов  в зерновых хозяйствах и начал отрицать значение многолетних трав для борьбы с засухой (сохраняется фразеология упомянутой пуб­ликации). «Чем объяснить коренной переворот во взглядах учено­го, последовавший после 1930 г., – спрашивали авторы статьи [177,Дмитриев Н., с соавт.  Минаев В., Криницкий Д., 1937.],- Чем объяснить его дальнейшие шатания, возвращение и отказ от вредных установок после того, как они разоблачаются наукой и практикой? Вызваны ли эти ошибки, эта пестрота взглядов объективными научными исканиями, и тогда какими имен­но? Или же это результат иных, привходящих обстоятельств?» Собственно, уже в самой формулировке вопросов заключался ответ для каждого, кто, усвоив принцип партийности науки, рассматри­вал любую научную дискуссию и любую исследовательскую работу как особую форму классовой борьбы. Выяснять, не были «привходящие обстоятельства» связаны с административным, политическим или идеологическим давлением, означало бы усомниться в исход­ных аксиомах 'Идеологической парадигмы (генеральной линии пар­тии по тогдашней терминологии). В конце июля директор Институ­та зернового хозяйства был арестован [581,Тулайкова К.П., 1964].

Публично, тем не менее, практическая ценность исследова­ний селекционного отдела института сомнению не подвергалась. В хранящейся здесь копии акта обследования научной работы инсти­тута говорится о «ценнейших достижениях по выведению новых засухоустойчивых сортов»[421, НИИСХЮВ].

В апреле 1937 г. было опубликовано сообщение об обсужде­нии в Совнаркоме СССР и ЦК ВКП(б) организации семеноводства в стране[40], а 29 июня принимается специальное Постановление по этому вопросу [426,О мерах по улучшению семян зерновых культур, 1937]. Прежняя система семеноводства и сорто­испытания была отменена. Госсортосеть вышла из ведения Всесоюзного института растениеводства и подчинена Госу­дарственной комиссии по сортоиспытанию. Естественно, главным объектом критики было руководство ВИРа во главе с Н. И. Вавило­вым. Имя Г.К.Мейстера здесь не упоминалось. Он был (впрочем, как и Н.И.Вавилов) включен в состав комиссии по подготовке Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Более того, в качестве примера пороков прежней системы, «открывшей широкий простор как ненаучной и, зачастую, совершенно неряшливой постановке сорто­испытаний, так и враждебным попыткам скрыть хорошие сор­та» [405,Навести  порядок в сортоиспытании, 1937.]; приводилась замена сорта Лютесценс 062 селекции А.П.Шехурдина сортом Цезиум 0111 [667,Яковлев  Я.А., 1937]. Говорилось и о задерж­ке с внедрением в производство выведенных в Саратове ржано-пшеничных гибридов взамен менее урожайной ржи [27,Беликов А., 1937]. Учиты­вая крайне напряженные, чтобы не сказать больше, личные отно­шения между Г.К.Мейстером и Н.И.Вавиловым, эти факты стано­вятся достаточно красноречивыми, ставя под сомнение единство анти-лысенковского лагеря с одной стороны и свидетельствуя о некоей неоднозначности ситуации связанной с выбором между «менделистско-морганистским» и «мичуринским» направлениями как истинными представителями «социалистической науки».

Знакомясь с содержанием критических публикаций, замеча­ешь, однако, что обвинения в адрес Н.И.Вавилова и его сотруд­ников задевали одновременно и Саратовскую научную школу. Еще в Постановлении Совета Народных Комиссаров СССР от 29 июня 1937 г. говорилось: «Осудить практику земельных органов, а также те лженаучные теории, которые объявили нестоящими и заб­росили дело сохранения, улучшения и использования ресурсов местных крестьянских сортов» [426,О мерах по улучшению семян зерновых культур, 1937]. Между тем, два года назад Г.К.Мейстер оценивал возможности использования местных сортов зерновых относительно скептически [393,Мейстер Г.К., 1937]: «Громадное боль­шинство выведенных стандартных сортов представляют собой ре­зультат методического отбора чистых линий из популяций местных сортов. Если такие районы как Закавказье, Средняя Азия и про­чие еще далеко не использовали в отношении отбора местные сор­та, то селекционные станции старых, основных пшеничных районов должны решительно переключаться на гибридизацию.»

«Правда» 8 сентябре 1937 г. упрекала ВИР, в частности, в замалчивании «провала» 11-летних экспериментов с созданием инбредных линий ржи (эта работа велась в те же самые годы и в Саратове), растрате сил и времени на работу с донником, кото­рый, будучи «сорняком наших полей, дикарем степных просторов Сибири, вывезен в США и возвращался к нам в качестве»культурного растения»« [72,Владимиров М., с соавт. Ицков Н.,  Кудрявцев А., 1937]. Селекция донника, как уже упоминалось, была начата в Саратове еще в конце 20х годов по инициативе Г.К.Мейстера.

Между тем, усиление позиций Г.К.Мейстера в результате ослабления его соперника  оказалось непрочным и недолговечным.  В июньском номере журнала «Селекция и семено­водство» за 1937 г. уже упоминалось о «разоблачении вредите­лей-троцкистов» на Саратовской селекционной станции [516,Савельев  В., 1937]. Репрессии захватили всю систему управления сельским хо­зяйством Саратовской области, как и всей страны. Об их масшта­бах косвенно позволяют судить, приводимые в «Правде», данные о заполненности штатных должностей в земельных органах Сара­товской Области весной 1938 г. – в 17 МТС не было директоров, в 27 – старших агрономов, в 35 – старших механизаторов, в 18 -старших бухгалтеров; в 13 районах были вакантны должности за­ведующих земотделами [182,Домрачев М., 1937.].

С арестом группы сотрудников Института зернового хо­зяйства и его селекционного отдела (Саратовской селекционной станции), включая Н.М.Тулайкова и Г.К.Мейстера, и «увольнением» многих других к руководству пришли новые люди. Сре­ди репрессированных был С.М.Верушкин, занимавшийся проблемами отдаленной гибридизации. В декабре 1937 г. Ученый Совет института вынес решение о бесплодности работы Е.М.Плачек, она была отстранена от занимаемой должности [466,Пимакин В., с соавт. Крупнов В., 1988]. Та же участь постиг­ла и некоторых других сотрудников. Из отчета института за 1938 г. исчезли фамилии Н.Г.Мейстер и А.П.Шехурдина [417,НИИСХЮВ]. По су­ществующей в институте легенде (И.П.Моторыгин, личное сообще­ние – В.Ч.) опасавшийся ареста А.П.Шехурдин довольно длительное время скрывался, работая «где-то в степях» на бахчевниках. Впоследствии оба они вновь стали принимать участие в работе института.

Судя по контексту газетных публикаций 1937-1938 г.г. разгром Саратовской научной школы рассматривался не только как ликвидация последствий «вредительства» в системе управления сельским хозяйством, но и как составная часть разоблачения де­ятельности «троцкистского» блока, на который возлагалась от­ветственность за напряженность в определенных отраслях эконо­мики. Таким образом, в результате перестройки 1937-1938 г. г. оказались свернуты, в первую очередь, фундаментальные и теоре­тические научные направления, тематика исследований приобрела чисто прикладной характер.

Были прекращены работы по индуцированному мутагенезу, а также теоретическая и экспериментальная разработка концепции изоляционной изменчивости и геномной теории отдаленной гибри­дизации, в то же время расширено применение методик Т.Д.Лысен­ко. Цитологическая (правильнее было бы сказать – цитогенетическая) лаборатория, предназначавшаяся для осуществления ана­лиза хромосомных наборов отдаленных гибридов и их родительских видов, на организацию которой были затрачены значительные уси­лия, была ликвидирована «вследствие отсутствия нужды в подоб­ных анализах для селекционного процесса» [417,НИИСХЮВ]. Вместо нее была создана генетическая лаборатория, а Н.Г.Плотникову, ранее занимавшемуся.вопросами индуцированного мутагенеза и цитогенетики, в дальнейшем было предложено вести тему «Разработ­ка методов улучшения урожайных свойств пшеницы». Основная за­дача, поставленная перед ним, заключалась в получении семян яровой пшеницы, способных дать прибавку урожая не менее 2 ц/га, а также выделение 1 кг более урожайных по сравнению со стандартом семян озимой пшеницы. Основной методикой, которой ему предстояло работать, стало получение прививочных гибридов злаков. Перспективным направлением признава­лось увеличение урожайности и устойчивости картофеля путем со­четания половой и прививочной гибридизации. Разрабатывался но­вый метод селекции подсолнечника, основанный на применении вегетативной гибридизации [416,НИИСХЮВ; 10,Ананьева С.В., 1940; 9,Ананьева С.В., 1941.].

Этой методике, вообще, теперь придавалось основополагаю­щее значение. В «Объяснительной записке» к тематическому плану на 1940 г., между прочим, говорилось [415, НИИСХЮВ]: «Неограничен­ные возможности улучшения природы растений открывает разрабо­танный в институте метод вегетативной гибридизации злаковых. Он используется уже как метод селекции зерновых. Проведено около 1 000 прививок самой распространенной пшеницы Лютесценс 062 на твердую пшеницу. Собран материал, подтвер&##1078;дающий воз­можность улучшения этим путем мукомольно-хлебопекарских качеств мягкой пшеницы. Будут сделаны повторные прививки для того, чтобы усилить и закрепить эти улучшения, с целью повышения зи­мостойкости озимой пшеницы будут сделаны прививки озимой пше­ницы на рожь.» Значительные усилия были затрачены на использо­вание прививочных гибридов у картофеля и подсолнечника.

В 1938 г., как утверждалось в отчете, замет­ное место в селекции озимой пшеницы стали занимать «новейшие методы» академика Т.Л.Лысенко.

Работу с пшенично-пырейными гибридами с 1938 г. вел Я.И.Шнайдерман, ранее занимавшийся вопросами яровизации и ста­дийного развития. До этого, как мы знаем, это направление раз­рабатывал С.М.Верушкин, «изъятый в 1937 г. как враг народа» (формулировка принадлежит самому Я.И.Шнайдерману) [414,НИИСХЮВ]. В вину прежнему руководителю Саратовской селекционной станции «врагу народа» Г.К. Мейстеру ставилось, в частности, увольне­ние Н.В.Цицина (1932 г.), вызванное созданием ему «ненормаль­ной обстановки для работы»[414]. (Характер Г.К.Мейстера действительно был, скорее всего, далек от идеала. Об этом свидетельствует, например, что его дочь Н.Г.Мейстер в письме к Н.И.Вавилову жаловалась однажды на трудные взаимоот­ношения с отцом и просила помочь выйти из-под его начала [49,Вавилов Н.И., 1978]. Естественно этот личный недостаток еще не до­казательство «вредительской деятельности»). Центральным пунктом было, однако, другое. Главным направ­лением работы станции было по утверждению Я.И.Шнайдермана чисто морфологическое описание гибридов (так он теперь называ­ет изучение процесса формообразования), а «настоящее селекци­онное направление оставалось на заднем плане и числилось в проблемно-тематическом плане, скорее всего, фиктивно». Сообщение Г.К.Мейстера о получении константных форм пшенично-пырейных гибридов (многолетней пшеницы) позднее обнаруживших расщепление, было истолковано как окончатель­ное доказательство ложности «геномной теории» [414, НИИСХЮВ].

В результате отказа от цитогенетического анализа вся ра­бота с пшенично-пырейными гибридами, ориентированная на созда­ние многолетней пшеницы.

В первой половине 40х годов было заявлено, что основная цель – преобразование дикого пырея в культурную многолетнюю пшеницу – достигнута. Однако зимой 1947-1948 г. г. большинство высеянных в предыдущие 3-4 года растений погибло. Значительную часть отчета по селекции пшенично-пырейных гибридов в этом го­ду занимают доказательства того, что причина этого – суровая зима, а не утрата гибридами признака многолетности. До некоторой степени Я.И.Шнайдерман оказался перед лицом той же опасности, что и Г.К.Мейстер за десять лет до этого.

Наиболее интересные трансформации претерпела работа по селекции перекрестно опыляющихся культур – ржи и подсолнечни­ка. Получение константных гомозиготных семей методом инцухта, осуществлявшееся на Саратовской селекционной станции, было признано бесплодным и прекращено [400,Морозов В.К., с соавт. Ананьева С.В., 1938].

В целом содержащиеся в объяснительной записке к плану на 1940 г. заверения администрации [414] в  том, что в своей экспериментальной работе Институт исходит из учения Дар­вина, Тимирязева, академика В.Р.Вильямса и академика Т.Д. Лысенко, в значительной мере отражали реальный факт преоблада­ющего влияния сторонников «мичуринской агробиологии». Возникла парадоксальная ситуация. Основной вклад института в обеспечение страны продовольствием основывался на наследии, оставленном представителем «буржуазной науки» А.И.Стебутом и «врагами народа» Н.М.Тулайковым и Г.К.Мейстером. И при этом, подтвержде­ние заслуг саратовских специалистов, которым должно было слу­жить награждение института в 1940 г. Орденом Трудового Красно­го Знамени [39,В ответ на высокую награду, 1940.], означало на самом деле уничтожение Сара­товской научной школы. Арест в 1940 г. Н.И.Вавилова и его ближайших сотрудников довершают картину. Количество научных и направлений и направлений, разрабатывающих различные подходы к решению теоретических и прикладных проблем генетики и селекции в социополитическом контексте 1930х годов, стремительно сокращалось. «Мичуринская агробиология» завоевала практически монопольное положение в концептуальной популяции советской агрономии.

Доктрина отставания науки от потребностей развивающегося социалистического общества, объясняющая причины трудностей, переживаемых страной, вела к выводу о необходимости революци­онных преобразований в сфере науки. В массовом сознании шел процесс формирования стереотипов пролетарской и буржуазной на­уки и любые возражения Трофиму Лысенко, очень оперативно и четко реагирующему на партийно-государственные решения по хо­зяйственным вопросам, воспринимались как сопротивление курсу на построение социализма. Облик подчеркивающего свое крестьянское происхождение «народного академика» значительно лучше соответствовал вырабатывающемуся образу советского ученого, представителя новой интеллигенции, чем Н.М.Тулайков, Н.И.Вавилов и Г.К.Мейстер.

И еще одно, немаловажное на наш взгляд, обстоятельство. Все три группировки (Н.И.Вавилова и Г.К.Мейстера и Т.Д.Лысенко) в общении с представителями партийно-государственной машины прибегали к идеолог&##1080;ческим конструктам «марксизма-ленинизма», чтобы быть правильно понятыми собеседником и обеспечить собственный высокий институциональный статус и наилучшие условия для развития развиваемых ими концепций и научно-исследовательских тем. Но только Т.Д.Лысенко (вероятно, это заслуга И.Презента) превратил средство достижения цели в саму  цель, а технологию убеждения в целесообразности поддержки определенной научной школы или подструктуры внутри научного сообщества в технологию манипулирования социополитической средой. 

С исчезновением Вавилова (до 1932-1934 гг.пользовавшегося поддержкой государственного руководства, включая И.С.Сталина),  Г.К,.Мейстера, их сотрудников, многие генетики замолчали, перестали работать, перешли в более безопасные области науки. Оставшиеся про­должали вести исследования в области генетики, но уже не в таких мас­штабах, как раньше //Глазко В.И, Чешко В.Ф. Август – 48. Уроки прошлого. (научное киллерство, к истории советской генетики, к феномену распада СССР) М.: РГАУ−МСХА им. К.А. Тимирязева, 2009. 441 с.//